"Закон и помещик, по-видимому, поддерживали друг друга в погоне за крестьянином. Но согласие было только наружное: обе стороны тянули в разных направлениях. Государству нужен был усидчивый тяглец, которого всегда можно было найти по писцовой книге на определенном участке и который частными обязательствами не ослаблял бы своей податной способности, а помещик искал пахотного холопа, который делал бы исправно "дело его помещицкое, пашенное и гуменное и дворовое" и оброк платил бы, которого сверх того можно было бы при случае продать, заложить и в приданое отдать без земли".
Ключевский В.О.Указ. соч. - Т. 3. - С. 165.
"По Уложению крепостной крестьянин наследственно и потомственно был крепок лицу, физическому или юридическому, за которым его записала писцовая или однородная с ней книга; он был этому лицу крепок по земле, по участку в том имении, в поместье или вотчине, где его заставала перепись; наконец, он был крепок состоянию, крестьянскому тяглу, которое он нес по своему земельному участку".
"Личные права крестьянина не принимались в расчет; его личность исчезала в мелочной казуистике господских отношений; его, как хозяйственную подробность, суд бросал на свои весы для восстановления нарушенного равновесия дворянских интересов".
"Дворянство допетровской эпохи представляется обыкновенно как класс лиц, обязанных государству личной (по преимуществу, военной) службой и обеспеченных за это государственной землей в виде больших и малых поместий. Земельное хозяйство дворянина было построено на труде зависимых от него крестьян. Находясь в такой политической и экономической обстановке, дворянство в XVII в. достигает ряда улучшений в своем быте. С одной стороны, с вымиранием и упадком старого боярства верхним слоям дворянства открывается доступ к высшим государственным должностям. Во второй половине XVII в. многие первостепенные правительственные лица выходят из рядов простого дворянства (Ордин-Нащокин). С другой стороны, экономическое положение дворянства лучше обеспечивается: законодательным путем крестьянство окончательно прикрепляется к земле и лицу землевладельца. (Уложением крестьяне прикрепляются к земле; в 60-хг.х XVII в. побег крестьянина считается преступлением и за него назначается законная кара, а практика в течение всего XVII века развивает обычай, показывающий, что крестьянин прикреплен не только к земле, но и к лицу владельца; этот обычай - продажа крестьян без земли.) Вместе с тем права дворян на поместья постоянно растут, расширяется право распоряжения поместьем, поместье делается наследственным владением и очень сближается с наследственной собственностью дворян - вотчиной.... Петр Великий уже застает дворянство в качестве высшего класса русского общества, из которого выходит весь состав высшей и низшей администрации. Прежний же высший класс - боярство - не дожил до Петра в старом родовитом составе и правительственном значении...
Крестьянство, как уже было сказано, к концу XVII в. стало в полную зависимость от лица землевладельца. По отношению к последним оно мало, чем отличалось от холопов в смысле подчиненности".
Платонов С.Ф. Лекции по русской истории.
В 2 ч. Ч. II. - 1994. - С. 25-27.
"Дворянами первоначально назывались дворовые слуги великого князя или младшие дружинники, проживавшие в его дворе, но вместе с возвышением власти великого князя возвышается и социальное положение его дворян. ... Первоначально всем свободным классам общества был открыт доступ в этот класс "государевых служилых людей", и лишь в XVII в. он постепенно приобретает характер более замкнутого сословия...
Главным средством содержания массы государевых служилых людей были поместья. Это были участки "государевой" (Т.е. государственной) земли, которыми царь-государь "жаловал" своих служилых людей под условием службы, Т.е. как вознаграждение за службу и вместе с тем как средство для несения службы. Для того чтобы помещики могли нести - "конны, людны и оружны" - военную службу, они, разумеется, должны были получать достаточный доход со своих поместий, и потому крестьянам тех сел и деревень, которые отдавались в поместье, правительство предписывало "его помещика слушати и пашню на него пахати и доход ему помещиков платити".
Первоначально поместья своим условным, личным и временным характером существенно отличались от вотчин, составлявших полную и наследственную собственность своих владельцев, но с течением времени различия между этими двумя видами земельного владения начинают стираться. С одной стороны, вотчинники с середины XVI в. так же, как и помещики, обязаны нести военную службу; с другой, поместья постепенно закрепляются за своими владельцами и их потомством; дожив до старости или одряхлев, помещик "бил челом" в Поместном приказе, чтобы государь его пожаловал за его службу и за раны, велел бы "справить" его поместье за его сыном, или зятем, или племянником, которому "его государеву службу служити мочно"; такие просьбы обыкновенно исполнялись, и таким образом поместья стали переходить по наследству. В XVII в. правительство разрешает мену поместий между служилыми людьми и допускает завещание поместий "в род" помещика. Наконец, некоторую часть поместий правительство само жалует служилым людям за их заслуги "из поместья в вотчину". Таким образом, подготовляется то полное слияние поместий с вотчинами, которое произошло в 1-й половине XVIII века".
Пушкарев С.Г. Обзор русской истории. - М., 1991. - С. 205-206.
"Но, несмотря на все усилия землевладельцев прикрепить к себе крестьян как экономическими, так и юридическими путями, всеже остается значительная часть крестьян, не связанных личными обязательствами старших членов семьи, остается опасность "вывоза" крестьян богатым соседом, остаются постоянные крестьянские побеги. И вот мелкие и средние служилые люди снова бьют челом царю о запрещении крестьянских выходов и вывозов и об отмене урочных лет сыска беглых, иначе-де им холопям государевым, государевой службы служить будет не мочно. Правительство выходит, наконец, навстречу домогательствам помещиков. "Государство, давши служилому человеку землю, обязано было дать ему и постоянных работников, - иначе он служить не мог" (Соловьев). В 1640г. последовал указ об установлении вместо 5-летней 10-летней давности для сыска беглых крестьян. В писцовом наказе 1646г. правительство обещало: "а как крестьян и бобылей и дворы их перепишут, и по тем переписным книгам крестьяне и бобыли, и их дети, и братья и племянники будут крепки и без урочных лет". Уложение 1649г. исполнило это обещание... Так кончилась свобода крестьянского перехода на владельческих землях".
"Внешние бедствия, постигшие Русь и Византию, уединили русскую церковь, ослабив ее духовное общение с церквами православного Востока. Это помутило в русском церковном обществе мысль о вселенской церкви, подставив под нее мысль о церкви русской, как единственно православной, заменившей собою церковь вселенскую. Тогда авторитет вселенского христианского сознания был подменен авторитетом местной национальной церковной старины. Замкнутая жизнь содействовала накоплению в русской церковной практике местных особенностей, а преувеличенная оценка местной церковной старины сообщила этим особенностям значение неприкосновенной святыни. Житейские соблазны и религиозные опасности, принесенные западным влиянием, насторожили внимание русского церковного общества, а в руководителях пробудили потребность собираться с силами для предстоящей борьбы, осмотреться и прибраться, подкрепиться содействием других православных обществ и для того теснее сойтись с ними. Так в лучших русских умах около половины XVII в. оживилась замиравшая мысль о вселенской церкви, обнаружившаяся у патриарха Никона нетерпеливой и порывистой деятельностью, направленной к обрядовому сближению русской церкви с восточными церквами. Как самая это идея, так и обстоятельства ее пробуждения и особенно способы ее осуществления вызвали в русском церковном обществе страшную тревогу. Мысль о вселенской церкви выводила это общество из его спокойного религиозного самодовольства, из национального самомнения. Порывистое и раздраженное гонение привычных обрядов оскорбляло национальное самолюбие, не давало встревоженной совести одуматься и переломить свои привычки и предрассудки, а наблюдение, что латинское влияние дало первый толчок этим преобразовательным порывам, наполнило умы паническим ужасом при догадке, что этой ломкой родной старины двигает скрытая злокозненная рука из Рима".
Ключевский В.О.Указ. соч. - Т. 3. - С. 294.
"...в научных трудах по истории раскола вопрос о причинах появления раскола не раз обсуждался; существуют в объяснении этих причин две тенденции: одна понимает раскол как явление исключительно церковное; другая видит в расколе общественное движение не исключительно религиозного содержания, но вылившееся в форму церковного протеста. ... Различая в этом деле вопрос о причинах возникновения раскола от вопроса о его быстром распространении, можно сказать, что протест, приведший к расколу, возник исключительно в сфере церковной по причине особенностей реформы Никона, что доктрина раскола, высказанная расколоучителями в их сочинениях, есть исключительно церковная доктрина, так что мы не имеем оснований рассматривать раскол иначе, как явление исключительно церковное. Что же касается до вопроса о быстром распространении раскола, то здесь, кроме причин, лежавших в религиозном сознании наших предков, косвенным образом могли действовать и условия общественной жизни того времени; жизнь шла очень тревожно, как мы видели, и могла будить в обществе чувство неудовлетворенности, которое делало людей восприимчивее и в делах веры. Таким образом, только, как кажется нам, условия общественной жизни могли отразиться на быстром распространении раскола".
Платонов С.Ф. Лекции по русской истории.
В 2 ч. Ч. I. - 1994. - С. 416.
"Бунт этот был чрезвычайно силен и серьезен и, кроме того, значительно отличался от предыдущих волнений. Те имели характер местный, между тем как бунт Разина имеет уже характер общегосударственной смуты. Он явился результатом не только неудовлетворительности экономического положения, как-то было в прежних беспорядках, но и результатом недовольства всем общественным строем. Прежние волнения, как мы знаем, не имели определенных программ, и они просто направлялись против лиц и их административных злоупотреблений, между тем как разинцы, хотя и не имели ясно сознанной программы, но шли против "боярства" не только как администрации, но и как верхнего общественного строя; государственному строю они противопоставляли казачий. Точно так же и люди, участвовавшие в восстании, были не прежней среды: здесь уже не было, как раньше, на первом плане городское тяглое население. Движение началось в казачестве, затем передалось крестьянству и только отчасти городским людям - посадским и низшим служилым людям.
В объяснение причин этого крупного движения мы имеем два мнения, прекрасно дополняющих друг друга. Это мнение Соловьева и Костомарова (позднее появился очерк проф. Фирсова).
Во время Алексея Михайловича, говорит Соловьев, не только не прекратился выход в казаки известной части народонаселения, но, напротив, число беглых крестьян и холопей, искавших этим путем улучшить свое положение, еще увеличилось вследствие тяжелого экономического положения. С присоединением Малороссии беглецы направились было туда, но московское правительство, не желая признавать Украину казацкой страной, требовало оттуда выдачи бежавших. Таким образом, вольной "сиротскою дорогою" оставалась только дорога на Дон, откуда не было выдачи. Народа на Дону поэтому все прибывало, а средства пропитания сокращались; в половине XVII в. выходы из Дона и Днепра, Т.е. в Азовское и Черное моря, были закрыты Польшей и татарами: воевать казакам и "зипунов доставать" стало негде. Впрочем, оставались еще Волга и Каспийское море, но устье Волги находится в руках Московского государства, там стоит Астрахань. Однако казачество потянулось к Волге; но сначала образуются мелкие разбойничьи шайки, приблизительно с 1659г. Скоро у этих шаек находится способный вождь, и движение, начавшееся в малых размерах, все расширяется, и из мелких разбойничьих отрядов образуется огромная шайка, которая прорывается в Каспийское море и там добывает себе "богатые зипуны". Но возвращение из Каспийского моря на Дон было возможно только хитростью: надо было мнимой покорностью достать себе пропуск домой, обязавшись вторично не ходить на море. Этот пропуск дан, но казаки понимают, что другой раз похода на Каспий им безнаказанно не сделать: после их первой проделки дорога с Волги в море закрыта для них крепко. Лишась, таким образом, последнего выхода, голытьба казацкая опрокидывается тогда внутрь государства и поднимает с собой низшие слои населения против высших. Таков смысл явления, известного в нашей истории под именем бунта Стеньки Разина", - заключает Соловьев (см.: ИсТ. России, Т. XI, гл. I). Надо, однако, заметить, что его объяснения касаются только казачества и не выясняют тех причин, по которым казачье движение передавалось и земским людям.
Что касается Костомарова, то последний видит в бунте эпизод исконной борьбы "двух коренных укладов русского быта, удельно-вечевого и единодержавного" (в XVII в. их приличнее назвать государственным и казачьим).
...Костомаров не считает здесь казачество чем-то отдельно существующим - для него казачество не есть общество, образовавшееся вне государственной территории; для него оно совокупность всех недовольных общественным строем и уходящих из этого строя на окраины государства. И таких в XVII в. было очень много. Мастерским, хотя и односторонним обзором внутреннего состояния Московского государства Костомаров показывает, "что причины побегов, шатаний и вообще недовольства обычным ходом жизни (Т.е. вообще причины появления казачества) лежали во внутреннем организме гражданского порядка", и его исследование достаточно объясняет нам, каким образом казачий бунт стал земским (см.: Костомаров. Монография и исследования. Т. II).
Вообще в деле Стеньки Разина необходимо различать эти две стороны: казачью и земскую. "Движение было сперва чисто казачьим и носило характер "добывания зипунов", Т.е. простого, хотя и крупного, разбоя, направленность против русских и персиян....
...стала подниматься и земщина, повсюду примыкая к казакам на их пути, восставая против высших классов "за царя против бояр". Крестьяне грабили и убивали своих помещиков, соединялись в шайки и примыкали к казакам. Возмутились и приволжские инородцы, так что силы Разина достигли огромных размеров...".
Платонов С.Ф. Лекции по русской
истории. В 2 ч. Ч. I. - 1994. - С. 395-397.
"Тяжелое положение низших слоев населения вызвало усиленное бегство недовольных на Дон, куда вела "вольная сиротская дорога" и откуда "выдачи не было". Таким образом, на Дону и его притоках, а также на нижней Волге и на Яике (так назывался тогда Урал) образовалось огромное количество беглых, часть которых образовала шайки "воровских казаков" и промышляла разбоями и грабежами по Волге (по которой шло тогда оживленное торговое движение).... Но в 1667г. у "голутвенных" казаков явился смелый и предприимчивый вождь, донской казак Степан ("Стенька") Разин. Образовав большую шайку "голытьбы", он в 1668 - 1669г. совершил удачный набег на персидское побережье Каспийского моря, а вернувшись с добычею и славою из персидского похода, он обратил свое оружие против московского правительства. По его призыву "чернь" в поволжских городах поднималась против "лучших людей" и переходила на сторону батюшки Степана Тимофеевича, который обещал простому народу навсегда освободить его от власти бояр, воевод и помещиков и ввести вольное казацкое устройство, без всяких податей и повинностей. Разин взял Астрахань, Царицын, Саратов, Самару и ряд других городов; восставшие избивали царских воевод и приказных людей и вообще всех знатных и богатых, грабили их имущество и вводили у себя "казацкое устройство" с выборными властями. Мятеж захватил все нижнее и среднее Поволжье, города и сельские местности, одновременно мордва, чуваши и черемисы поднялись против русской власти".
Пушкарев С.Г. Обзор русской
истории. - М. 1991. - С. 171-172.
|