"НЭП - это цикл последовательных мероприятий по выходу из кризиса, которые диктовались скорее объективными обстоятельствами, чем какими-либо идеями, и которые постепенно оформлялись в попытку наметить программу построения социализма экономическими методами. Но это не значит, что НЭП положил конец террору. На самом деле он просто перерос в "террор экономический". НЭП не только не покончил с деклассированными элементами, которых немало образовалось в предшествующие годы, но в какой-то степени способствовал их росту. Постоянно увеличивалось число безработных. Пышным цветом расцвели преступность, проституция, наркомания".
"Для Ленина новая экономическая политика не являлась лишь временной, конъюнктурной мерой. "Понадобятся целые поколения, - объяснял он на съезде, - чтобы перестроить сельское хозяйство и изменить крестьянскую психологию". По его мнению, достичь этой цели можно было только через развитие индустриализации, электрификации, кооперации, союза рабочих и крестьян. <...>
После четырех лет революции и гражданской войны Ленин, казалось, пришел к взглядам, близких тем, каких придерживались в 1917г. почти все марксисты, спорившие с ним, - к пониманию того, что для перехода к социализму необходимо время, что до победы социализма пройдет не одна смена поколений".
"… среди западных специалистов нет согласия относительно целей нэпа. Выступая с левых позиций, Щейла Фитцпатрик пытается доказать, что "Ленин… был революционер по темпераменту и никоим образом нэп не служил реализации его революционных задач в сфере экономической и общественной жизни. [Более того]…партия большевиков в целом [не] была готова принять нэп в качестве завершения и результата Октябрьской революции. … Для многих коммунистов это попахивало термидором, периодом возрождения Великой французской революции". Выступая с правых позиций, Джордж Леггетт занимает более циничную позицию: выступая за "экономическую либерализацию, с одной стороны, и вместе с тем за политическое завинчивание гаек - с другой, …новая экономическая политика Ленина требовала экономического вырождения внутри страны и политического примирения за рубежом; предварительное условие для того и другого было уменьшение террора и наряду с этим усиление роли законности.
Был ли в таком случае нэп просто тактическим отступлением, фасадом, обеспечивающим "спасительное пространство" советскому обществу, чтобы очнуться и прийти в себя после изнурительной гражданской войны и истощающего голода? Или он был замыслен как подлинный эксперимент в построении альтернативного пути к социализму? ...
Нэп никогда не предполагался в качестве постоянного приспособления к политике либеральной демократии, к которой Ленин и все подлинные ленинцы никогда не питали ничего, кроме презрения. На практике такие трудности для некоторых левых коммунистов в принятии нэпа, даже в качестве временной меры, сводились не просто к замаскированным экономическим уступкам капитализму или политической смычке с крестьянством, но к подсознательному указанию на то, что революция, вероятно, не была достаточно назревшей".
"Соперничающие оценки нэпа как экономической системы могут быть разделены на несколько групп.
Первая группа историков считает, что нэп был эффективной экономической системой, которая была успешной в создании системы воспроизводства и в удовлетворительном темпе роста сельского хозяйства и промышленности. Возможно было достижение высокого уровня экономического развития посредством органической модификации нэпа, означающей смычку между промышленностью и сельским хозяйством. Эта точка зрения представлена, например, профессором Теодором Шаниным, а также в ряде других работ.
Вторая группа историков резко расходится с такой оптимистической оценкой. Они считают, что советская экономика не могла удовлетворительно развиваться без некоторой формы государственного административного планирования. Представителем этой школы является покойный Эдвард Карр. Карр утверждал, что имела место скрытая несовместимость между принципами новой экономической политики и принципами планирования. Он писал, что середина 20-х годов была "периодом компромисса, идеалистических пожеланий и уходом от реальных проблем". С некоторыми оговорками Карр считал, что планируемая индустриализация требовала замены индивидуального крестьянского хозяйства широкомасштабным социалистическим сельским хозяйством и подчинения рынка плану. <...>
Третья группа историков также разделяет скептический взгляд относительно экономических перспектив нэпа, но с абсолютно иной точки зрения. Они считают, что рыночные отношения не смогли полностью реализовать себя в период нэпа, даже в годы его "вершины" (1925-1926), когда разрешалась наибольшая свобода для частного сектора. <...>
Американский историк Александр Гершенкрон считает, что большевистская революция была фундаментально реакционным событием, которое блокировало дорогу к демократическому капитализму в России….
Подобно многим английским и американским коллегам, автор находит все эти три точки зрения на нэп неубедительными и занимает трусливую позицию, которая является разновидностью компромисса между первой и второй школами. По мнению автора, вторая и третья группы историков слишком негативны относительно экономического потенциала нэпа. Советская экономика середины 20-х годов не зашла в тупик: с одной стороны, к 1927г. она достигла уровня, позволяющего умеренный рост как промышленности, так и сельского хозяйства. С другой стороны, автор не считает, что та нестабильная рыночная связь между государством и крестьянином, которая характера для нэпа, была способна поддерживать более высокие уровни индустриализации, чем те, которые были достигнуты накануне первой мировой войны. При том темпе индустриализации, который советское руководство навязало экономике, система нэпа была обречена на провал".
"XII съезд РКП (б) наметил в общих чертах программу государственного устройства СССР, основанную на равенстве прав и обязанностей союзных республик как во взаимоотношениях между собой, так и отношении к центральной власти Союза. II Всесоюзный съезд Советов в январе 1924г. утвердил первую Конституцию СССР, оформив создание единого союзного государства как федерации суверенных советских республик. Добровольность объединения подчеркивалась сохранением права свободного выхода из Союза и открытым доступом в него для всех существовавших и вновь образуемых советских республик.
В компетенции союзного правительства находились вопросы внешней политики, внешней торговли, финансов, строительства Вооруженных сил, путей сообщения, связи. Решение остальных вопросов оставалось за правительствами союзных республик. ЦИК СССР состоял из двух равноправных палат - Совета Союза, который выбирался на съезде от всего состава делегатов, и Совета Национальностей, избираемого делегатами, представляющими каждую союзную и национальную автономию. Принятием первой Конституции СССР завершился начальный этап проведенной под руководством партии большой и сложной работы по созданию и укреплению союзного государства в интересах всех наций и народностей страны, какова бы ни была их численность.
В последующие годы братский союз народов рос и укреплялся. Образовывались новые союзные и автономные республики и области, национальные округа. Шли процессы их политического, экономического и культурного развития. Но все они, как и позитивная динамика общественного развития в целом, оказались под влиянием растущей власти Сталина, во многом искажены и заторможены".
"Новое государственное объединение создавалось не унитарным, а как союз национальных республик, что закреплялось в новом названии страны - Союз Советских Социалистических Республик (СССР). Верные лозунгу "права наций на самоопределение", большевики в основу образования союзного государства заложили национальный принцип. Республики сохраняли атрибуты государственности: свои совнаркомы, наркоматы, ЦИКи, ЦК национальных компартий и т. д. Часть полномочий передавалась центральным органам власти.
Характерно, что требования национальной программы большевиков не распространялись на русских. В ходе подготовки образования СССР и в процессе его становления дискутировался вопрос о государственности русских. Позиция лидеров большевиков была противоречивой. С одной стороны, они выступали за право наций на самоопределение, а с другой - стремились к образованию больших государств в интересах классовой борьбы рабочих и перехода к социализму. На практике это также вызывало двойственность. С одной стороны, признание права на существование национальных республик (Украинской, Белорусской и Т.д.), а с другой - создание РСФСР, Закавказской Федерации (несмотря на упорное сопротивление Грузии). Эти противоречия, как ни странно, способствовали гибкости в национальном вопросе, но интересы русских как народа в расчет не принимались. Несмотря на дискуссии, продолжавшиеся до 1925г., вопрос о государственности решен не был.
Он и не мог быть решен положительно. Сама дискуссия лишь демонстрирует, что большевики не имели представления об особенностях России и решали вопросы национально-государственного устройства страны, заведомо ориентируясь на свои политические интересы и не просчитывая отдаленных последствий. Русские расселились на протяжении столетий по всей территории огромного государства: они живут в Башкирии и на Кавказе, в Киргизии и заполярной тундре. Упирая на национальную государственность, лидеры большевиков закладывали под русскоязычное население мину, которая взорвалась в наши дни".
"Несмотря на авансы, данные республикам, Конституция 1924г. "поощряла" постоянное вмешательство центральной власти в дела республик (глава IV, статьи с 13 по 29). Решения исходили из центра, он же контролировал периферийные власти. Даже при том, что не было формально заявлено о временном характере союзной структуры, введенной Конституцией 1924г., стало ясно, что она была задумана как временная конструкция, как "учеба, школа интернационализма".
|