Поиск

Глава 1

КУЛЬТУРА И МИФ

Очевидность мысли, высказанной известным философом ушедшего столетия, ныне не вызывает сомнений. Применительно к нашей проблеме, рассмотрению которой посвящена предлагаемая книга, остается добавить, что уровнем культуры настоящего определяется действенность познания, призванного обеспечить не зеркальное отражение культуры прошлого. Для нас важно не только посредством самого мифа и знания о нем войти в мир представлений человека древних эпох и культур, безвозвратно ушедших в историческое прошлое.

Человек - уникальное творение Вселенной. Ни современная наука, ни философия, ни религия не могут в полной мере выявить его тайну. И когда философы говорят о природе или сущности человека, то речь идет не столько об окончательном раскрытии этих понятий, сколько о стремлении уточнить роль названных абстракций в философском размышлении о человеке. В процессе антропогенеза, независимо от биологической эволюции и исторического развития, в человеке сформировались, а затем во все времена сохранялись неизменные черты, выражающие особенности его бытия в окружающем мире как Homo sapiens - человека разумного.

Человек в своей сознательной истории большую часть времени пребывал в мифе, посредством которого он оформлял и регулировал свою жизнедеятельность, всю систему отношений с природой, обществом и с самим собой. Многовековое мифологическое миропонимание и мироотношение в процессе планетарного развития приобрело множество различных форм и проявлений. Эти явления составили суть многообразия культур в истории, однако каждая эпоха (культура), накладывая особый отпечаток на человека и преображая его, не может изменить «истинно человеческое», обусловленное самой природой его становления.

Мир в своем развитии остается единым. Посредством мифа человек долгое время сохранял в своем сознании философию космизма, вне которого он не мог представить свое существование. И только с появлением единобожия (христианства) человек, уподобляя себя богу, а не духам, встает над миром. Перед ним возникает вечный вопрос - что есть Истина? Истина знания, истина бытия становятся главными вопросами, в поисках ответов на которые формируется Библия. Эта священная книга синтезировала в себе веками складывавшиеся мифы и предания, в которых отражено миропонимание глубокой старины. И, что очень важно, Библия, пожалуй, является единственным «документом», который ранее всех вошел в культуры разных регионов планеты, став универсальной человеческой ценностью.

И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию

сотворил его: мужчину и женщину сотворил их. (Бытие. 1:27)

И увидел Бог все. что Он создал, и вот, хорошо весьма.

И был вечер, и было утро: день шестый. (Бытие. 1:31)

Думаю, читатель согласится со мной, если в качестве исходной мифической модели мироздания, со множеством удивительных подробностей, унаследованных средневековьем из древнейших представлений человека о мире и самом себе, будет предложена «Божественная комедия» Данте Алигьери (1265-1321). Как известно, воображаемое путешествие Данте совершает вместе с давно умершим римским поэтом Вергилием.

Путешествию предшествует «тупик», в котором оказался герой,- это дремучий лес, олицетворяющий хаос и запутавшийся в грехах современный автору мир. Выбираясь из него, Данте встречает на своем пути трех зверей: пантеру, льва и волчицу. Первая олицетворяла привлекательность иллюзорных земных радостей, лев являлся символом насилия, а волчица воплощала в себе алчность и себялюбие. В описании ада эти три зверя будут символизировать собой три основных его уровня: пантера - наслаждение, лев - насилие, а волчица - самое дно, где караются предательство и эгоизм.

Отмеченная выше связь средневековья с античными мифологическими традициями выражена в «Божественной комедии» во встрече и осмыслении предстоящего путешествия Данте с Вергилием. Вергилий как раз и выступает олицетворением античности.

Путешествие начинается со знакомства с адом, который в «Божественной комедии» представлен как огромная подземная бездна, доходящая, сужаясь, до центра земли. У входа в бездну ада путешественники встречают надпись, от содержания которой и от того, что слышится из недр самой бездны, их берет оторопь.

Я увожу к отверженным селеньям,
Я увожу сквозь вековечный стон,
Я укажу к погибшим поколеньям.

Был правдою мой зодчий вдохновлен:
Я высшей силой, полнотой всезнанья
И первою любовью сотворен.

Древней меня лишь вечные созданья,
И с вечностью пребуду наравне.
ВХОДЯЩИЕ, ОСТАВЬТЕ УПОВАНЬЯ.

Склоны этой подземной пропасти опоясаны девятью уступами (уровнями), являвшими собой круги ада, которые, в свою очередь, разделены на три группы по основным человеческим порокам, за которые полагается наказание: невоздержанность (сладострастие, чревоугодие, скупость и расточительство, гневливость, ересь); насилие (насильники над ближними, насильники над собой, насильники над божеством); обман (сводники и обольстители, льстецы, святотатцы, прорицатели, мздоимцы, лицемеры, воры, лукавые советники, зачинщики раздора). В первом, самом ближнем к поверхности земли круге ада. Лимбе, пребывают души младенцев, умерших некрещенными, а также добродетельные мужи древности, жившие до появления Христа, в эпоху язычества. Самый нижний, девятый круг, именуемый Коцитом по расположенному там ледяному озеру, состоит из четырех поясов и помещает в себя предателей всех сортов (например, библейского братоубийцу Каина). И на самом низу находятся три пасти Люцифера, терзающие самых гнусных из грешников: Иуду, предавшего Христа, и Брута с Кассием, убивших Юлия Цезаря (то есть на этот самый нижний и страшный уровень попадали за покушение на установленную самим богом царскую власть).

Над адом возвышается чистилище. Все это находится в южном полушарии земли, посредине океана, представлявшем собой, по древней мифологии, широко распространенную идею центра, «пупа» мироздания. Чистилище - особое место, куда после смерти попадают все души умерших, чтобы затем пойти оттуда либо в ад, либо в рай.

И я второе царство воспою,
Где души обретают очищенье
И к вечному восходят бытию.

Чистилище у Данте имеет вид огромной горы с усеченной вершиной, на которой находится земной рай. Нижняя часть этой горы со спиралью уступов образует предчистилище, верхняя разделена, как и ад, на семь ярусов: гордецы, завистники, гневливые, унылые, скупцы и расточители, чревоугодники, сладострастники. И венчается это творение, как уже отмечалось, лестницей и раем, из которого в свое время были изгнаны богом в грех впадшие первопредки человека - Адам и Ева.

Небесный рай в «Божественной комедии» также делится на этажи. Первый, самый нижний,- это небо Луны; далее следуют небеса основных светил: Меркурия, Венеры, Солнца, Марса, Юпитера и Сатурна. Над всеми ними помещается восьмое - звездное небо, далее простирается кристальное небо, приводящее в движение все другие небеса. И венчает весь небесный свод десятое небо - Эмпирей, которое вечно неподвижно и служит обителью богов.

Таким образом, представленная Данте схема мироздания, библейская в своей основе, содержит многое из мифологии дохристианских культур. В ней сохранены следы древнейших мифологических сюжетов и образов, связанных с базовыми архетипами (небо, земля, вода и другие), с жизнью и смертью, добром и злом и другими ценностями жизни. Однако путь Данте отличен от античного миротолкования. Он ведет нас от современного ему «железного» мира, полного противоречий, к небесному раю, поднявшись в который и взглянув с высоты, поражаешься ничтожности покинутой Земли.

Тогда я дал моим глазам вернуться
Сквозь семь небес- и видел этот шар
Столь жалким, что не мог не усмехнуться.

Возрастающие зло и грехи людей по прошествии «золотой эпохи», несмотря на попытки всеохватного божественного «регулирования» человеческого бытия, не исчезают, а сами действия богов приобретают все более и более трагикомедийный характер. Жесткая вертикаль пути в преисподнюю или на небеса, представленная в «Божественной комедии»,- это уже попытка человека призвать силу власти или закона для борьбы с разбушевавшейся в нем самом отрицательной природой. Времена гесиодовско-овидиевской ностальгии по безвозвратно ушедшим в прошлое «золотым», «серебряным» и другим райским эпохам, в которые правили жизнью добро, красота и нравственные нормы, похоже, безвозвратно канули в прошлое. В период вступившего в полные права «железного века» человеку необходим стал Закон, который стоял бы над ним самим и тем самым сдерживал его отрицательное (злое) начало. В «Божественной комедии» именно многовековая мифологическая стихия приобретает характер философии бытия человека и его культуры, а не современные Данте теории, идеи и течения. Картина познания, предлагаемая Вергилием,- это «царство торжества и на горе, и в пропасти томленья», в которое вступает Данте:

Яви мне путь, о коем ты поведал,
Дай врат Петровых мне увидеть свет
И тех, кто душу вечной муке предал.
Он двинулся, и я ему вослед.

Мифологическое деление мира на три основных уровня: небесный, земной и подземный, которые, в свою очередь, также представляются многосферными (этажными) системами, встречается не только у Данте и не только в Европе. Эта древняя философия космизма мироздания, как мы увидим далее, лежала в основе миропонимания также у сибирских и азиатских народов.

Конечно, из всех древнейших памятников, доступных современнику, трудно сравнить что-либо с необычайной разносторонностью и образностью античной, китайской и индийской мифологий. Философия и литература этих древних цивилизаций, откликаясь на все волнующие вопросы общественной жизни, уходила своими корнями в древнее мифологическое прошлое, постепенно формируясь как самостоятельное направление культуры Греции, Рима, Китая и Индии той эпохи. Древнегреческий поэт Гесиод, представляя картину зарождения мира и начала истории человечества в своей мифологической поэме «Теогония», изображает ее как ряд браков между богами Олимпа в оформившихся земном и небесном мирах.

Радуйтесь, дочери Зевса, даруйте прелестную песню!

Славьте священное племя богов, существующих вечно.

Тех, кто на свет родился от Земли и от звездного Неба.

Тех, кто от сумрачной Ночи, и тех, кого Море вскормило.

Все расскажите: как боги, как наша земля зародилась,

Как беспредельное море явилося, шумные реки,

Звезды, несущие свет, и широкое небо над нами;

Кто из бессмертных подателей благ от чего зародился.

Как поделили богатства и почести между собою,

Как овладели впервые обильноложбинным Олимпом.

Еще раньше, во 2 тыс. до н.э., в древнейшем памятнике североиндийской (древнеарийской) мифологии - Ведах, миротворение предстает во множестве гимнов Ригведы (их более тысячи), посвященных творению Вселенной и ведийским богам. Текст Ригведы в течение тысячелетий передавался из уст в уста жрецами-брахманами с чрезвычайной точностью. И только в первых веках нашей эры он впервые был записан.

Из ведийского гимна всем богам:

В первом веке богов
Сущее возникло из не-сущего.
Затем возникли стороны света.

И все это - от воздевшей ноги кверху.
От воздевшей ноги кверху земля родилась.
От земли родились стороны света.
От Адити родилась Дакша,

От Дакши же - Адити.
Ведь Адити родилась,
Как дочь твоя. о Дакша.
Вслед ей родились боги,
Добрые товарищи бессмертья.

Когда вы, боги, словно волхвы,
Стояли, крепко держась друг за друга.
От вас тогда, от плясунов словно.
Густая пыль воздымалась.

«Воздевшая ноги кверху» роженица, порождающая многообразие мира, в представлениях древних ариев, являла собой один из древнейших архетипов, объясняющих как появление мира, так и его обновление. Достаточно убедительное выражение философия этого архетипа получила в славянской мифологии и, в частности, в древнерусских орнаментах и вышивках. Даже в предельно стилизованных изображениях этого культа всегда сохраняется мифологическая логика появления всего нового. Другими словами, сама роженица и ее поза в древнеславянском, а затем русском изобразительном искусстве и особенно в орнаментах, символизируют рождение (появление) того, что изображено у нее в руках (рис. 1).

Рис. 1. Рожаницы на русских вышивках

Из ведийского гимна о сотворении мира:

Не было тогда не-сущего. и не было сущего.
Не было ни пространства воздуха, ни неба над ним.
Что двигалось чередой своей? Где? Под чьей защитой?
Что за вода тогда была - глубокая бездна?

Не было тогда ни смерти, ни бессмертия.
Не было признака дня или ночи.
Нечто одно дышало, воздуха не колебля, по своему закону.
И не было ничего другого, кроме него.

И мрак был вначале сокрыт мраком.
Все это было неразличимой пучиною:
Возникающее, прикровенное пустотой.-
Оно одно порождено было силою жара.

Вначале нашло на него желание.
Это было первым семенем мысли.
Проистечение сущего в не-сущее открыли
Мудрецы размышлением, вопрошая в сердце.

Поперек была протянута их бечева.
Был ли низ тогда? Был ли верх?
Были плодотворители. Были силы растяжения.
Порыв внизу. Удовлетворение наверху.

Кто воистину ведает? Кто возгласит это?
Откуда родилось, откуда это творение?
Потом появились боги. ибо создали боги мир.
Так кто же знает, откуда он появился?

Откуда это творение появилось?
То ли само себя создало, то ли - нет,
Надзирающий над миром в высшем небе -
Только он знает это или не знает.

Менее философична, но не расходится принципиально с ведийской картина мироустройства древних хакасов, отраженная в эпической поэме «Алтын-Чус» (перевод В.А. Солоухина).

Это было, когда начиналось начало,
Когда наша матерь-земля возникала.

Вершины, белея снегами, вздымались
И прочно стояли, и не колебались.

ручьи водопадами ниспадали,
Ущелья и русла себе пробивали.

По гладким равнинам они разбегались,
В широкие реки они превращались.

Превращались они в полноводные реки,
Украшеньем земли становились навеки.

Среди черной земли создавая узоры,
По низким местам возникали озера.

Но черной недолго земля оставалась,
повсюду трава из нее пробивалась.

Листвою зеленой и хвоей блистая,
Холмы одевала трава молодая.

открылись для жизни широкие двери,
Цветами покрылись гранитные глыбы.

В тайге обитают различные звери,
В озерах и реках блаженствуют рыбы.

А степи привольные и зеленые
Стадами пасущимися заполнены.

Кони осторожные там пасутся,
коровы там медленно бродят.

Овцы бесчисленно снуют,
Все они пищу себе находят.

А за просторами белого моря
Великое множество людей обитает.

Такое множество там народа,
Что даже жилья для всех не хватает.

Юрта юрты там боками касается,
Всю прибрежную землю они занимают.

Прохожие в тесноте толкаются.
друг за друга одеждами задевают.

Локтями, боками или одеждами
Человек задевает человека.

и посреди аала стоит белоснежная
Дворцовая юрта хана - бека.

А вот как представляли возникновение Вселенной и зарождение мира на востоке Евразии, в Древнем Китае. Миф записан был в книге Хуайнань-цзы еще во II в. до н.э. [I].

В глубокой древности, когда еще не было ни неба, ни земли, мир представлял собой лишь мрачный, бесформенный Хаос. И, согласно одной из многочисленных легенд, в этом мраке постепенно родились два больших духа - Инь и Ян, которые с огромным усилием начали упорядочивать мир. Впоследствии Инь и Ян разделились, и установилось восемь главных направлений (по сторонам света) в пространстве. дух Ян стал управлять небом, а дух Инь - землею. Так был создан мир.

По другой китайской легенде. Хаос, предшествующий мирозданию, представлял собой форму огромного куриного яйца, в котором и зародился первопредок Пань-гу. Он вырос и. тяжело дыша. заснул в этом огромном яйце. прошло восемнадцать тысяч лет. прежде чем герой проснулся. открыв глаза, он ничего, кроме липкого мрака, не увидел вокруг себя. и сердце его наполнилось тоской. Не зная, как выбраться из этого яйца. Пань-гу схватил невесть откуда взявшийся огромный топор и с силой ударил по окружавшему мраку. Раздался оглушительный грохот, какой бывает. когда трескаются горы, и огромное яйцо раскололось. Все легкое и чистое тотчас же поднялось вверх и образовало небо. а тяжелое и грязное опустилось вниз и образовало землю. Так небо и земля, представлявшие вначале сплошной хаос, благодаря удару топором. отделились друг от друга. После того. как небо было отделено от земли. Пань-гу, опасаясь, что они вновь соединятся, подпер небо головой. (Вспомним древнегреческих атлантов, державших на своих плечах небесный свод). Так Пань-гу стоял, изменяясь вместе с ними. Каждый день небо становилось выше, а земля толще. В конце концов, когда земля и небо достаточно оформились и небо поднялось очень высоко. Пань-гу тоже необычайно вырос и стоял, как необычайный столб, между небом и землей. И когда Пань-гу убедился, что небо и земля больше не соединятся, он, подобно всем людям, упал и умер. Вздох, вырвавшийся из его груди, сделался ветром и облаками, голос - громом, левый глаз - солнцем, правый - луной, туловище с ногами и руками - четырьмя странами света, кровь - реками, жилы - дорогами, плоть - почвой, волосы на голове и усы - звездами на небосклоне, кожа и волосы на теле - травами, цветами и деревьями, зубы и кости стали блестящими металлами, крепкими камнями и даже пот, выступивший на теле, превратился в капельки дождя и росу.

Так Пань-гу после сотворения неба и земли и их окончательного оформления, умирая, всего себя отдал на благо вновь созданного мира.

Яйцо птицы как первоначало мироздания известно и по эпосу «Калевала». Здесь Земля и Небо возникают на коленях девы воздуха Ильматар на острове посредине моря (вспомним картину Данте) из снесенного чудесной уткой яйца. Из нижней части мифического яйца вышла земля, а верхняя часть превратилась в небесный свод. Необходимо отметить, что благодаря археологии в настоящее время представляется возможным приблизиться к истокам зарождения этого широко распространенного мифологического сюжета о сотворении мира.

На уникальной и достаточно хорошо известной Томской писанице Сибири [2] сюжет миросотворения из яйца, что называется, «прописан» был еще в неолитическую эпоху (рис. 2).

Рис. 2. Томская писаница. Утки и яйца

Он широко известен и по неолитическим культурам Евразии, Египта и Востока. Птицы и снесенные ими яйца как первоначало мира являются самыми ранними неолитическими сюжетами во всей мифологической композиции названного памятника. С него как бы начинается вся дальнейшая многоярусная картина миропонимания человека, получившая отражение в разнообразной композиции писаницы. Более того, один из основных исследователей и хранитель этого бесценного памятника древности академик А.И. Мартынов склонен видеть истоки мифа о сотворении мира из яйца еще в палеолитической эпохе. Ниже нам еще предстоит встретиться с мифологическим сюжетом сотворения мира утками. Но это уже будет тюркское время, отделенное не одним тысячелетием от неолитической эпохи. Однако время, разделяющее эти две формы выражения одного и того же мифа, не было вакуумом, после которого возродилось забытое. Образ птицы, а следовательно и яйца, был довольно устойчив и распространен в эпоху раннего металла и средневековья. Древние обычаи, связанные с образом птицы, сохранились у ряда современных народов Сибири в виде ритуальных танцев птицы, которые исполняются во время праздников борьбы. И, видимо, мало кому из современников незнакомы отношение к аисту и связываемые с образом этой птицы надежды и ожидания в жизни.

Первобытное искусство в целом и искусство петроглифов, как особенное, целиком были соотнесены с окружавшей древнего человека действительностью, которая отражалась в его сознании в разных формах. Это могли быть логические категории и конкретные образы, реально отражающие бытие, его определенные стороны или явления. Все это основывалось на определенном знании природного и социального, которое формировалось в процессе развития человека и его культуры. По своей сути рационалистическое содержание древнего искусства не могло не быть связано с этическими и эстетическими ценностями. Их художественная сила заключена прежде всего в первобытном реализме, с одной стороны, и космизме - с другой. Композиция Томской писаницы представляется как космическое единство зверя - бога (духа) - человека. Суть мифологической картины заключалась в утверждении связей, обеспечивающих это единство.

Скалы по берегам сибирских рек часто являли собой постоянные культовые места, у подножия которых совершались традиционные обряды и всевозможные празднества (рис. 3).

Рис. 3. Ритуальные танцы на писаницах Сибири

Магическое отношение к ним сформировалось у человека, видимо, еще в неандертальский период его развития. В эти времена человек на просторах Сибири жил в основном охотой и знал зверя досконально. Очень важным в знании природы зверя было знание временного и пространственного порядка миграции основных промысловых животных. С эпохи верхнего палеолита таковыми становятся лось и олень. Календарное постоянство и строго определенный маршрут мигрирующих животных не могли оставаться незамеченными древним охотником. Наиболее постоянными точками встречи в период массовых миграций лося и оленя являлись места переправы их через крупные реки. Именно у речных порогов происходил массовый забой этих жизнеобеспечивающих животных. Таежная охота за одиночным быстрым и сильным животным не могла в полной мере обеспечить потребности человека в суровых сибирских условиях. Автору этих строк еще в студенческие годы, во время археологических работ по эстампированию, самому неоднократно приходилось наблюдать непосредственно у писаной скалы переплывающих реку Томь лосей. Очевидно, что именно эти явления могли положить начало столь распространенному магическому отношению человека к скалам. Скала становится своеобразной «почтой», при помощи которой разные эпохи изображали и передавали послания друг другу.

У эвенков известны скалы-бугады, на многих из них имеются древние рисунки. С этими скалами связывалось само существование каждого эвенкийского рода. Являясь родовым святилищем, они собирали около себя членов рода на протяжении длительного времени. В скале, по представлению эвенков, был скрыт звериный предок их рода. Бугады эвенками называются «энининтын», то есть их «звериной матерью». Персонификация духа предка в скале в приведенном эвенкийском мифе, по мнению А.И. Мартынова, находит свое выражение и в изображениях Томской писаницы. На одной из них большой лось изображен без ног, с символическими отростками вместо них. На его брюхе выбиты были рот и глаза человека (рис. 4). Напомню, что все это происходило в эпоху неолита. Перед нами своего рода «портрет» мифического предка, для которого исполнялись обряды и ритуалы и наносились рисунки на скале. Если это так, тогда мы наблюдаем тот самый редкий случай связи разорванного длительным временем сибирского мифа о первопредке человека - лося, дошедшего до времени, не столь отдаленного от нашего.

Рис. 4. Томская писаница. Тотемический образ оленя

Писанины на реке Томи, на Казачинских порогах Енисея и другие, очевидно, представляли собой «святые центры» не одного рода, а ряда близких, освоивших прилегающие регионы и имеющих если не общие, то хотя бы схожие в своей основе мифологические картины мира.

Лось - сохатый - крупнейший из семейства оленей: длина тела взрослого самца достигает трех метров, а высота - более двух метров (рис. 5). Широкие, в виде лопаток с отростками по краям, рога самца обладают огромной силой, их боятся все лесные хищники. Для лося в лесу, по существу, нет препятствий. Он своими рогами вырывает молодые деревья, бесстрашен в защите от крупного хищника. Поэтому таежные охотники Сибири называли и называют этого лесного гиганта почтительно - «великий зверь». Но не только этим обусловлено было сложившееся веками божественное отношение к лосю. Забитый лось давал более полутонны мяса, его шкура и шерсть одевали человека, в древности его кости служили основным материалом для изготовления предметов быта, охотничьего снаряжения и оружия. Вот почему в древнейшей мифологии Сибири лось занимает центральное место.

Рис. 5. Томская писаница. Образ «великого зверя»

Юкагиры почитали даже след лося. Через лосиные тропы нельзя было переходить во время перекочевок, шли только вдоль следа. Охотники тщательно следили, чтобы даже крошки мяса от сердца или печени лося не попали собакам. Череп лося особенно оберегали и хранили на помосте. Во время охоты, когда окружали нескольких лосей, одного обязательно отпускали. Даже во время голода избегали убивать самку с теленком. Познакомимся с одной из юкагирских легенд, дающей представление о духе лося.

Сохатый один ходит, но он не один, у него есть хозяин. Пошли раз два мальчика на охоту, не сказав об этом взрослым. Увидели теленка - сохатого. Догнали и с живого сняли шкуру для смеха, и из озорства пустили его по лесу. шкуру унесли. пришли домой. Где нашли шкуру, не сказали. Отец одного мальчика пошел посмотреть, что они сделали, но ничего не увидел. Сын ему сказал только о том, что они с товарищем охотились. А его друг дома молчал. Однажды ночью приходит к родителю одного из мальчиков длинный и черный человек без бровей на правой стороне лица и спрашивает: «Зачем обидели моего сына, голого пустили по лесу?» С тем и удалился этот странный ночной пришелец,. вдруг после его ухода чум-тор-дох стал сужаться и совсем стал маленьким. Оба мальчика почувствовали желание скорее пойти в тайгу. Как ни старались их удержать, не удержали. Видят, в лесу стоит голый теленок. Они к нему, а он от них уходит. Увел их. Так они и умерли. На другой год отец одного из мальчиков пошел охотиться. Стреляет в сохатых, а попасть не может. Совсем близко подходит и тоже не попадает в лося. Погнался за сохатым, так и пропал. Это хозяин лося был - Лебиеэн-погиль.

Особую значимость в Томских писаницах имели сцены спаривания лосей как символ возрастания жизни, в которых выражалось стремление человека содействовать их естественному размножению. Эта и ряд других сюжетных сцен в общей мифологической картине рассматриваемого памятника сообразуются со многими ритуалами и обрядами народов средневековой Сибири, выражавших тем самым исключительную роль животных в повседневной жизни.

Обряд гиркумки у эвенков, существовавший до недавнего времени, достаточно полно воспроизводит сюжеты спаривания Томских писаниц. Этот обряд эвенки обычно устраивали перед периодом спаривания лосей. Проводилось это камлание самим шаманом. Сначала он «облетал» всю тайгу и выслеживал, где водятся звери, с тем, чтобы заманить их в родовые охотничьи угодья. Затем, приняв обличье самки-лосихи, шаман уводил быков за собой в родовые угодья. В заключение обряда у шаманского чума расставляли чучела зверей в позах, характерных для спаривания. Около этих чучел совершался ритуальный эротический танец гирку, символизирующий оплодотворение животных. В сценах спаривания на Томских писаницах роль самца играл не столько лось, сколько сам человек или какое-либо покровительствующее антропоморфное существо. Сцены спаривания были не единственными формами передачи мифологического смысла размножения. Чаще изображались органы деторождения, и этого было достаточно.

Следующей темой, и одной из самых ранних в мировой мифологии, является тема воплощения земли. Она формируется по закону подобия. От внимания древнего человека не ускользали особенности ландшафтов и связанные с ними особенности существования многообразной фауны. Человек в ту мифологическую пору прекрасно знал любимые места существования животных, земноводных и других существ, населявших различные «этажи» земного мира. Кажущаяся с современной точки зрения ничтожность влияния на мир каких-то видов или групп животных, птиц или пресмыкающихся в мифологическом прошлом могла мыслиться в качестве основы мироздания.

Земля являлась для древнего человека праматерью всего живого, с которым ему приходилось соприкасаться. Первостепенное значение имело ПЛОДОРОДИЕ. Земное плодородие было немыслимым без животворящей влаги. Таким образом, уже в глубокой древности понимается диалектика плодородия - как связь земли и воды. В мифологическом сознании формируются целые системы отношений (культов) к природе, сообразные ее отличительным особенностям или признакам. Так, различные хтонические (хтонос - земля) создания вступают в самую тесную связь с землей и водой. Тем самым их место и роль в архаическом представлении о мироздании находит отражение в мифологической картине мира. В архаическом сознании с доминирующим ассоциативным мышлением был выражен стереотип, связанный с установкой на единство людей и природы, на возможность перехода человека из одного облика в другой в окружавшем его многообразном мире природы. Человек в ту пору осознавал себя в нем равным другим. Познавая мир и участвуя в нем, он создавал богов, которых уподоблял себе. Тогда в его представлениях о мире звери были равны богам, боги - людям, а люди - зверям [3].

Мифологический образ мироздания и связанная с ним философия плодородия достаточно наглядно представлены в многочисленных археологических и сравнимых этнографических материалах с эпохи палеолита и до средневековья. Особенную сюжетную целостность эта картина приобретает в изображениях на войлочных коврах широко известных пазырыкских курганов Алтая, о чем подробнее будет рассказано ниже. Наиболее ранними символами земли служили образы лягушки, черепахи и змеи. Именно с них берет начало поиск связей древним человеком между водой и землей. Одно из древних китайских преданий рассказывает о змее с шестью ногами и четырьмя крыльями, которую называли Фэйи. Как только ее видели в небе, на земле тотчас начиналась страшная засуха. Эти земноводные являли собой универсальный архетип во многих регионах планеты. Фантазия древнего человека наделяла их в целом одинаковыми качествами, придавая им космический характер, а определенные мифологические сюжеты обычно связывали эти существа с началом миротворения. У эвенков творцом земли изображается лягушка. Согласно мифу, именно она вынесла в лапах землю из-под воды, но злое божество выстрелом из лука убило ее. Лягушка перевернулась кверху брюхом и с тех пор лапами поддерживает землю, окруженную со всех сторон водой. Часто в качестве символа земли изображение лягушки применялось как подвеска к костюмам эвенкийских шаманов. У эвенков имелось также представление о четырехугольной земле, поддерживаемой четырьмя лягушками, черепахами или особыми подпорками. Лягушка и черепаха, как опора земли, известны в мифах народов Европы и Китая.

В истории о сотворении земли и человека на ней показательна удивительно красивая китайская легенда, связанная с известным женским божеством Нюй-ва. Наделена она была исключительной божественной силой и в один день могла совершить семьдесят перевоплощений. В те времена, когда земля отделилась от неба и на ней были уже горы. реки, трава и деревья, и даже птицы и звери, насекомые и рыбы. людей еще не было. и поэтому мир был пустынен и безмолвен. По этой безмолвной земле бродил великий дук - Нюй-ва. В сердце своем она ощущала необычайное одиночество и понимала, что для того. чтобы оживить землю, необходимо сотворить еще что-то.

Она присела на корточки на берегу пруда, взяла горсть желтой глины, смочила ее водой и. глядя на свое отражение, вылепила нечто похожее на маленькую девочку (очевидно, по своему подобию). Как только она поставила ее на землю, эта маленькая фигурка ожила. закричала «уа-уа» и радостно запрыгала. Ее имя было Жень - человек. И так, согласно легенде, она долго лепила этих человечков, довольная своим творением, избавившим ее от одиночества. А когда устала их лепить вручную, сорвала с обрыва лиану и, опуская ее в глину, стряхивала на землю. В местах, куда попадали кусочки глины, появлялись кричащие «уа-уа» и радостно прыгающие человечки. Далее миф повествует о том. как Нюй-ва решила проблему продолжения рода уже самим человечеством, соединив мужчин и женщин и возложив на них обязанности по воспитанию детей. После всех этих праведных творений Нюй-ва пребывала в течение длительного времени в полной безмятежности. Однако в одно прекрасное время спокойная и счастливая жизнь на земле, устроенная богиней, была нарушена, причиной чему послужила неожиданная ссора бога воды Гун-гуна и бога огня Чжу-жуна неизвестно из-за чего (последний являлся сыном Гун-гуна). Они. разодравшись. изрядно потрепали существовавшее мироздание. В результате миру стало угрожать великое бедствие в виде потопов и пожаров.

Нюй-ва. видя, как страдают созданные ею люди. очень опечалилась. Не зная. как наказать злого зачинщика. которому не суждено было умереть, она принялась за тяжелый труд. чтобы починить небо и привести в порядок землю. Работа предстояла большая и трудная, но ради счастья сотворенных ею людей Нюй-ва смело взялась за дело. Из множества камней пяти различных цветов приготовила жидкую массу на огне и заделала ей все прорехи в небе. Вот почему небо стало различных оттенков. Для того, чтобы уберечь землю и людей от обвала неба, она убила огромную черепаху, отрубила у нее четыре лапы и установила их вертикально с четырех сторон земли с тем. чтобы они надежно подпирали небо. Затем она поймала на Центральной равнине черного дракона. долгое время творившего зло. и убила его. Далее Нюй-ва изгнала злых и хищных зверей и птиц, чтобы они не пугали людей. Потом сожгла тростник. сгребла пепел и преградила им дорогу потопу. Таким образом. Великая Нюй-ва избавила от бедствий своих детей и спасла их от гибели. В своем продолжении легенда повествует о сотворении на земле «золотого века» этой чудесной богиней.

О дальнейшей истории, в которой фигурирует человек, китайская мифология в обобщенной форме рассказывает следующее. После сотворения мира между духами неба и людьми земли царило полное согласие - это было время, напоминавшее «золотой век» греческой античности. Затем великие духи Чжун и Ли по настоянию властителя богов Чжуань-сюя перекрыли дороги, связывающие небо и землю. Постепенно между людьми появляются различия: меньшая часть людей устремилась вверх, а большая часть, угнетаемая первыми, опускалась все ниже и ниже. Занявшие высокое положение стали как бы божествами на земле, постепенно порождая неравенство и несправедливость на ней. Здесь мы видим что-то похожее на наступление «железного века», по Гесиоду и Овидию. Горные леса и водные просторы населялись многочисленными и всесильными духами, привнося в повседневную жизнь людей горести и страх, переплетая воедино в земном мире светлые и темные стороны.

У одного из небесных императоров Хуан-ди так же, как и у других, было множество детей и внуков. Одни стали богами, а другие сошли в мир людей и дали начало новым народам или стали властителями морей, рек. лесов и другого, что было на земле. Однажды великий Хуан-ди. как рассказывает легенда. решил встретиться с богами и духами Поднебесной на Великой западной горе Ситайшань. Он восседал на драгоценной колеснице, запряженной слонами; шестерка четырехпалых драконов со змеиными телами летела следом. Птица Бифан. похожая на аиста с человечьим лицом и белым клювом, с красными пятнами на синем оперении, с одной ногой, умевшая кричать только «бифан-бифан», правила колесницей. всюду, где она появлялась, вспыхивал таинственный огонь. Чи-ю со стаей волков и тигров прокладывал Хуан-ди путь. Позади них повелитель дождей и хозяин ветров сметали с дороги пыль. Хозяина ветров звали Фейлянь. у него была птичья голова с парой рогов, тело оленя со змеиным хвостом и пятнами, как у барса.

Древнекитайская философия, в частности мудрецы даосской школы, так объясняли появление в человеке «человечности»:

Когда Великий путь утрачен - появляются «человечность» и «долг». Вместе с остротой ума рождается и великое коварство. Когда шесть родичей не ладят - появляются «сыновняя почтительность» и «родительская любовь». Когда в государстве смута - возникают «верноподданные» [4].

Необходимо отметить, что Сибирь, находясь между этими двумя полюсами древней цивилизации, формировала сообразную своему культурному развитию мифологическую картину мира, не лишенную, с одной стороны, общих (универсальных) архетипов и сюжетов, с другой - взаимообусловленную связями с многочисленными культурами Востока и Центральной Азии. Археологические, этнографические и другие исторические источники представляют достаточно полную картину культурогенеза Сибири и особенно ее южных, лесостепных, регионов. Последние являли собой некий «этнический коридор», который задействован был миграциями человека и их культур с эпохи верхнего палеолита и до периода русского освоения Сибири. Примером одной из таких первых миграций может служить картина заселения человеком американского континента, о котором будет рассказано ниже. Тем самым представляется возможной реконструкция и восстановление мифологической картины не только с периода возникновения сибирской письменности или этнографической «досягаемости», но и более древних пластов сибирской культуры. Здесь, очевидно, исследователю недостаточно искать лишь «свидетельские» показания о Древней Сибири в ино-описательных текстах. Необходимо полнее привлекать всю совокупность дописьменных исторических источников по культуре Сибири не только в их региональной мифологической расшифровке, но и в соотношении с мифами соседствующих культур Евразии и мира в целом.

В связи с упомянутой горой Ситайшань, на которой произошла мифическая встреча Хуан-ди с духами, необходимо отметить, что культ какой-либо горы, господствовавшей над территорией бытования рода или этнической общности, широко был распространен у народов Сибири с глубокой древнекаменной эпохи и дошел до наших дней. В этом культе можно видеть философскую мысль древнего человека о сближении двух извечных начал - Неба и Земли - на определенной реально освоенной территории, определенной общностью людей, осознавших себя культурно и социально (родом, племенем). В более позднее время с горами и особенно с пещерами, часто в них располагавшимися, связывались определенные исторические события или имена героев этих событий. Например, в Южной Сибири множество гор связано с именем Соловьева, то ли бандита, то ли борца за справедливость времен Гражданской войны в Сибири, ибо мифы о нем часто очень противоречивы: они то красных, то белых оттенков.

Вообще почитание гор в истории мировой культуры, как справедливо отмечает А. Голан [5], было явлением глобальным. Общеизвестны культы Олимпа в Греции, Арарата в Армении, Фудзиямы в Японии, Гималаев в Индии и т. д.

В дальнейшем сакральный семантический центр «своей земли», символом-маркером которой являлась господствовавшая над территорией гора, стал дополняться, а ближе к гуннскому времени заменяться символом дерева. В южно-сибирской мифологии тюркского времени это обычно береза. Ниже мы подробней рассмотрим особенности символики дерева, воплощавшей в мифологии Сибири идею вертикальной связи трех миров: небесного, поднебесного и земного.

В древнекитайской мифологии широко распространен был сюжет о связи Неба и Земли. Один из мифических героев Фу-си, будучи сыном бога и женщины из райской земной страны, от рождения был божеством. Одним из доказательств этого являлось то, что он мог по небесной лестнице свободно подниматься на небо и спускаться на землю. Что же представляла из себя эта лестница?

В мифах говорится о лестницах в виде гор и лестницах-деревьях. Появились они сами собой, но пользоваться ими для человека было нелегким делом. Надо было знать, где эти горы находятся. Часто они были труднодоступными еще на подходе. Так, например, по древнекитайским преданиям, подножия гор были окружены стремительными потоками рек и огненными горами. Подниматься по лестнице-дереву могли только боги, бессмертные и шаманы. Небесная лестница, по которой поднимался Фу-си, была расположена в центре неба и земли, и боги разных мест поднимались и опускались по этому тонкому, уходящему прямо в облака стволу. Фу-си, очевидно, был первым, поднявшимся по этому дереву. И только по истечении длительного времени китайская легенда общение человека с небом представляет в более «комфортной» форме, когда герой-волшебник, теперь уже «взнуздав» и «оседлав» тучу или облако, носится по небу.

Что касается роли пещер в мифологической картине мира, то эти сюжеты заслуживают особого внимания. Известно, что наиболее древние памятники, которые не просто сохранили определенный набор артефактов или другие сведения (следы очагов, остеологический материал), а донесли в себе и определенные элементы мировоззренческой картины, располагались в пещерах. На первых порах антропогенеза ранние неандертальцы и кроманьонцы, отвоевав у природы пещеры для более комфортного проживания, видимо, не очень задумывались над культовым значением последних. В постоянной борьбе с хищными животными, первозаселенцами и хозяевами большинства пещер за «место под крышей» рождалась магия, формировалось сознание в форме мифа, порождая культы и обряды. Известно, что в мустьерское время основным хозяином пещер и гротов был медведь, предпочитавший их берлогам, его так и называют - пещерным. Отсюда, очевидно, и берет свое начало культ медведя, уходящий в неандертальское время. Неандертальцу, с трудом отвоевавшему себе постоянное и удобное жилище у такого грозного соперника, в первое время было не до его обожествления. Стояла обыденная житейская задача, как сделать отвоеванное жилище навсегда своим и жить в нем без лишних волнений. Отсюда и принесение в жилище-пещере неандертальца искупительных жертв медведю.

Здесь, очевидно, осуществляется единство двух процессов: с одной стороны, перенесение человеческого на животный мир - субъективация; с другой стороны - процесс сакрализации, когда частям тела животного начинают придавать тотемический характер, свидетельством чему является отмечаемое исследователями присутствие лап и головы медведя в неандертальских пещерах. И только в последующем, примерно к рубежу мустьерского времени и мезолита, с возникновением зачатков религии, с расширением и детализацией мифической картины мира начинает формироваться в древней мифологии божественный образ медведя, воплощавший собой бога земли.

У народов Сибири существовало множество мифов, связанных с культом медведя. Этот древнейший архетип, трансформируясь во времени и культурах, в различных обрядах и ритуалах, дошел до наших дней практически на территории всей Сибири и Дальнего Востока, включая Сахалин и Курилы. Трудно согласиться с утверждением одного из этнографов (правда, высказанным в 1970-х годах) о том, что медвежьи праздники, устраиваемые нивхами, носили чисто утилитарный характер (поесть медвежьего мяса). В честь чего бы ни устраивались праздники или какие-либо другие обряды, если в них присутствовал «дух медведя», то это было выражением человеческой памяти о древнейшем мифологическом персонаже. Уже сам факт изначальной борьбы человека за крышу над головой (пещерой) с ее законным хозяином - медведем надолго сохранил в человеке память о нем не только как о достойном сопернике, но и как о всемогущем человекоподобном хозяине тайги. Медведь - бог земли, это не случайность во множестве мифологических персонификаций древнего человека. Из всего животного мира на роль одного из главных персонажей мифологической картины мира человек выбирает именно этот образ. Почему? Во-первых, медведь - это образ, в мифологическом сознании древнего человека ассоциирующийся с его божественной возможностью существования в суровых природных условиях. Медведь как бы сам себе создал эту природу, а потому он ее хозяин. Человек знает и помнит это с древнекаменной эпохи и, сохраняя в своей памяти мифический образ медведя, отдавал и отдает ему должное не только в регулярных обрядах, но и в многочисленных мифических преданиях и легендах. Во-вторых, медведь, стоящий на задних лапах, напоминал фигуру человека. Поэтому в мифах и сказках многих народов он и отождествляется с человеком. В сибирских легендах медведя называют «горный человек», «господин», «старик», «мудрый», а не его собственным названием - медведь.

У народов Сибири широко распространен культовый праздник, называемый «медвежьим». Необходимо отметить, что этот обряд на обширном пространстве, от Охотского побережья (в частности у нивхов) до североевропейских регионов, представляет собой словно единое «отрежиссированное» в деталях ритуальное празднество. Суть медвежьего праздника заключается в ритуальном умерщвлении медведя с последующим его торжественным поеданием, которое совершается только мужчинами. Охотники после ритуального приготовления к охоте на медведя, во время которого все разговоры носили иносказательный характер, приступали к обряду. И если это был специально выращенный для ритуала медведь, то в лесной стороне от места его привязи разводился ритуальный костер. Убив медведя, охотники клали его головой к деревне. При этом обращались к нему только как к предку.

Старейший из охотников садился на спину убитого медведя и издавал звуки, подражающие медвежьему рычанию. Приступая к освежеванию туши, медведя переворачивали брюхом вверх, после чего старейший делал продольный разрез, оставляя четыре нетронутых маленьких участка на коже. Они изображали «пуговицы», которые при дальнейшем освежевании разрывали руками, то есть как бы расстегивали «пуговицы», что подразумевало раздевание медведя. Тушу медведя доставляли в селение головой вперед. Медвежье мясо складывали в ритуальный амбар. У нивхов он назывался «лезу». На праздник обычно съезжалось много народа. Во время торжественной трапезы старики наблюдали, чтобы все кости оставались целыми и не разбрасывались. Голове и лапам приписывались магические свойства, и они помещались в специальное место.

В сказках юкагиров медведи никогда не трогают человека, они, напротив, являются советниками, учителями и спасителями людей.

По одной из легенд, жена известного героя Эдиль-вея убежала из чукотского плена. От голода и усталости она потеряла сознание. К ней подошел медведь, накормил, посадил на спину и принес в родные места. В пути медведь спросил: «Ты меня не знаешь?» Женщина ответила: «Нет, откуда мне знать?» «Предки у нас одни»,- сказал медведь.

По свидетельству других фольклорных произведений, женщины имели медведя-сожителя. В сказке о том, как появился Птичий род, женщина от медведя родила мальчика. В другой сказке женщина, заблудившись в лесу, после долгих скитаний нашла берлогу, где стала жить с медведем и также родила шерстистого ребенка.

Мальчик-сирота по имени Нираха хотел убить медведя.
А медведь спросил:
- Ты знаешь меня?
- Нет,- ответил мальчик.
- Откуда ты можешь знать? Мы же от одного предка... Не будем бояться друг друга.

Далее медведь, помогая советами и постоянно тренируя юношу, сделал из него сильного, быстрого и ловкого охотника.

Можно отметить, что образ медведя в древнейшем мифологическом сознании сформировал у человека и определенное отношение к пещерам, окончательно отвоеванным у медведя в эпоху позднего палеолита. А коль уж пещера, которую освоил человек как первую свою обитель,- это бывшее жилище медведя, возведенного им в ранг бога земли, то и быть пещере (в сознании потомков неандертальцев) священным местом. В действительности так оно и было у многих народов Сибири до времен, не столь отдаленных от нас.

Большинство памятников, содержащих в себе мировоззренческую составляющую древнекаменной эпохи, находится в пещерах. Достаточно вспомнить палеолитические росписи в Каповой пещере на Урале, во Франции, Испании и других регионах планеты, неандертальское погребение в пещере Тешик-Таш в Узбекистане. В Сибири нет столь характерных пещер, расписанных в палеолитическое время, однако такие, как Страшная в среднем течении р. Ини, Усть-Канская на р. Ануй, Двуглазка у г. Абакан, несли в себе не только жилищные функции, но и обрядово-культо-вые, часто представляя собой целые святилища эпохи камня в Сибири. Мало известная даже в научной литературе Староайдашин-ская пещера у г. Ачинска представляет собой интерес как служившее на протяжении многих эпох место культа и охотничьих обрядов. Ее еще не самые древние культурные слои, до которых докопались археологи, датируются временем неолита, а верхние горизонты - средневековым временем Сибири. Эта пещера какой-то необъяснимой силой с постоянством притягивала человека к себе на протяжении более семи тысяч лет.

Китайской и древнегреческой мифологии как бы вторят легенды тюркского времени, с которыми тесно связаны средневековая и новая история Сибири. Довольно архаичный сюжет о сотворении мира известен по легендам хакасов.

Например, одна утка посылает вторую за песком на дно реки. Получив песок от нее, она толчет его толкушкой девять дней. В результате чего образуется земля. Но посыльная утка отдала, как оказывается, не весь песок, а часть его утаила у себя. И из него образовались высокие горы. В наказание за утайку первая утка не дала ей земли для проживания. Провинившаяся утка все-таки выпросила земли размером со след трости, проткнула землю и ушла в отверстие. Тем самым образовав преисподний мир эрлика. А первая утка сотворила из земли человека, затем из его ребра - женщину (здесь очевидно влияние христианской мифологии), дала им скот и хлеб, образовав тем самым земной мир.

А вот как сотворение мира трактует мифопоэтическая легенда древних тюрков.

Когда вверху возник свод неба голубой.
А бурая земля раскинулась внизу,
Меж ними род людской был утвержден и жил.

Здесь же мы можем видеть и социальную картину, существовавшую у тюрков того времени:

Рожденный Небом, сам подобен Небу, я,
Бильге-каган. теперь над тюрками воссел -
Так слову моему внимайте до конца.
Вы, сыновья мои и младшая родня,
Народы, племена, крепящие свой эль,
Вы, беки и апа, что справа от меня.
Тарканы и чины. что слева от меня.

Известно, что эпоха средневековья многое унаследовала из древней мифологии. Как в западных, так и в восточных регионах Евразии появляется в это время большое количество разнообразных мифов, легенд и трактатов, развивающих древние картины миропонимания и мироотношения человека.

Мифологическая картина мира одного из сибирских народов - шорцев - смоделирована И.Д. Хлопиной [6] на основе обобщения ряда легенд этого этноса о мироздании. Весь мир, согласно шорс-ким легендам, разделен на три земли:

первая земля - это серединная земля, «орты чер» или «бестынг чер», то есть земля человека;

вторая земля - это земля злых духов, «айна чер», то есть подземный мир;

третья земля - это небесная земля, «Ульген чер», то есть земля небесного божества Ульгеня.

Что же из себя представляет каждый «слой» этой картины мироздания? Средний есть плоская земля, в центре которой стоит гора Пустаг, являющаяся «пупом земли» - «чердин киндиги». Под этим миром находится подземный, которым владеет Эрлик (главное потустороннее божество). В нем живут «айна» - злые духи, туда они забирают душу человека - «кут», мучают ее при болезни и съедают при смерти. Эрлик живет тоже там, не выходя в средний людской мир, а только посылая своих айна. К нему ходит кам (шаман) при камлании о выздоровлении больных. В третьем, небесном мире-земле, в котором властвует Ульгень, существует девять небес. На первом нижнем небе помещается желтая «сарыдже» - молния, которая является плетью для бело-сивого коня Ульгеня. Гром - это удары плетью. Это самое нижнее небо называется «кошкан», и у него есть свой хозяин - Самчи, живущий с семьей в середине, в таком же, как и у людей, доме. На втором небе, которое называется «кок кур» - синий пояс, располагается синяя часть радуги. Третье небо - «кызыл кур», то есть красный пояс. Четвертое - «кыр кур», серый пояс. Пятое - «коктамош кур», голубой пояс. Шестое небо зовут уже не поясом, а небом «кызыл тенгри» - красное небо. Живут там красные женщины, но о них ничего не известно. На седьмом небе находятся луна и звезды, на восьмом - солнце, а на девятом живет сам Ульгень со своей женой Чаашин. Он посылает иногда круги вокруг луны и солнца. На девятом небе всегда тепло и светло, трава там никогда не сохнет и цветы не отцветают, в изобилии звери и скот. Когда камлают Ульгеню, просят о благополучии и плодородии. Ульгень может все послать со своего верхнего неба.

Сотворение мира, по шорской мифологии, связывается с божествами Ульгень и Эрлик.

Вначале не было ничего и никого, и Ульгеню. который был первым творцом мира и рангом выше эрлика. стало скучно. И он от безделья создает небо. потом солнце. луну, звезды и под конец - гладкую, ровную землю и реки на ней. эрлик решил тоже принять участие в мироздании и поставил на этой земле горы. Ульгень взобрался на самую высокую и красивую (Пустаг). Но и здесь его одолевает скука. Тогда он создает птиц. зверей, потом человека, но души ему, как ни старался, создать не мог. А человек без души. как известно, не Человек, и Ульгень отправился искать ее. Оставив собаку сторожить свое творение. И тут эрлик заинтересовался человеком, но собака не подпускала его к творению Ульгеня. Уговорив собаку обещанием одеть в теплую шерсть, чтобы она не замерзла зимой, Ибо, по легенде, собака была в этот момент бесшерстной, он подошел к человеку, наплевал на него. Обмазал грязью и удалился. Далее, не нашедший душу для человека Ульгень, еще и разгневанный столь непристойным поведением Эрлика, о чем ему немедленно доложила верная собака, все же обращается к нему с просьбой вселить душу в созданного им человека. Эрлик через полый стебель дягиля (кобрак) вдувает в человека душу, но с условием, что эта душа будет принадлежать ему. Ульгень, рассердившись, решил прогнать Эрлика. Перепуганному эрлику с трудом удается упросить Ульгеня дать ему хоть пятачок земли из-под его посоха, и когда последний приподнял посох, эрлик юркнул туда и образовал там свой преисподний мир, полный всяких гадов и злых духов.

Далее с Ульгенем шорская мифология связывает многотрудное добывание огня для человека.

Вернемся к античной мифологии для того, чтобы в сравнении глубже понять суть и своеобразие азиатской и исторически связанной с ней сибирской мифологии.

Гесиод, обрисовав картину создания мира, далее повествует о пяти веках, в которых последовательно пребывало человечество до его дней. Повествование это обусловлено печальной картиной социальной жизни современной поэту действительности.

ПЯТЬ ВЕКОВ

В то время, как над миром владычествовал кронос, жило золотое поколение людей. Подобно богам, вели эти люди блаженную жизнь, чуждую забот и труда. Не знали они хилой старости; постоянно бодрые и сильные, не знакомые ни с каким горем, тешились они веселыми пирами, жили долго, и тиха, как сон, была смерть их. При жизни же не было у них недостатка ни в каком добре: кормилица-земля, невозделанная, в изобилии приносила плоды свои; многочисленные стада паслись на полях; спокойно, мирно и счастливо свершали люди свои повседневные дела. Благосклонны были к ним блаженные боги и имели с ними дружеское общение. Когда же исчезли с земли эти люди. они стали добрыми гениями, духами-хранителями людей. Незримые, обходят они землю, охраняют на ней право, карают за зло и подают людям богатство и счастье. Таково их царственное служение, возложенное на них волею великого Зевса.
Затем небожители создали другое, серебряное поколение, далеко не равное золотому по телесной силе и не сходное с ним нравом. По сто лет проводили эти люди в младенчестве; сто лет дитя неразумное оставалось дома на глазах у заботливой матери, достигнув, наконец, зрелого возраста, они жили недолго и вместо того, чтобы мирно и разумно наслаждаться благами жизни, и эти немногие годы омрачали своим безрассудством: легко вступали между собой в распри, буйные и дерзкие, оскорбляли друг друга. Нерадивые, не приносили богам подобающих жертв. За непочтение к богам кронион Зевс в гневе своем истребил этих людей и сокрыл их под землю, где ведут они блаженную жизнь; не бессмертны они и не так мощны, как даймоны золотого века, но не лишены также они и чести.
Зевс создал третье поколение, медное, серебряному неравное; из ясеня, что идет на древки смертоносных копий, создал он это племя, жестокосердное, крепкое. могучее. Кровавое дело войны, своеволие и насилие были этим людям потехою и отрадою. Жестко, как алмаз, и неукротимо было их сердце; роста они были исполинского, силы непомерной; страшна была тяжелая рука их. Из меди они строили дома и из нее же выделывали орудия войны и труда; черного железа еще не было. Дикие, вольнолюбивые, они истребили друг друга и без имени низошли в Аид - как ни были они могучи, а не осилили смерти черной.
Когда земля поглотила и это поколение. Зевс вызвал к жизни четвертое - божественный род героев. Они были благороднее, правдивее людей медного века и, в отличие от старинных людей, назывались полубогами. Губительная война и кровавые битвы истребили их. Одни погибли в Кадмейской земле, на войне с семивратными Фивами, ратуя за стада Эдиповы; другие пали под Троей. в битвах из-за похищенной Елены. По смерти же отец Зевс поселил их далеко от жилищ и бессмертных - на самом краю земли, у потоков седого Океана. Там. на блаженных островах, где властвует кронос и где земля трижды в год приносит сладкие плоды свои. ведут они беззаботную, счастливую жизнь.
Пятый род. появившийся после героев, продолжающий жить и доныне, железный. Днем и ночью, без отдыха изнуряют себя эти люди трудами, томятся печалями, и боги посылают им все новые и новые заботы. Суетны, нечисты помыслы и дела их. Отец не любит сына, сын - отца; хозяин не верен гостю. товарищ - товарищу; между братьями нет той любви, которая была во времена былые. Нет уважения к сединам родителей; жестокими словами и дурным обращением оскорбляют их дети и остаются неблагодарными за их попечения. Самоуправство всюду; один разрушает у другого город; везде царят неправда. клятвопреступление, надменность, зависть, злоба, и человек дурной и вероломный в большей силе, чем справедливый. Богини святого стыда и справедливости отлетели от земли на небо, и ничего не осталось людям, кроме безысходного горя [7].

Есть над чем задуматься нам - радетелям цивилизации и ее носителям.

Согласно мифу африканской народности нгала, человеческие существа некогда жили на небе, но позднее перебрались на землю, где, однако, сохранили былое бессмертие. Но однажды бог обратился к ним с вопросом: «Хотите ли вы жить всегда или же какое-то время, а потом умирать?» И люди на земле ответили: «Мы хотим умирать, потому что в этом мире много зла». И с тех пор умирают. По другой легенде, небесное божество Нзимби по радуге спустилось на землю, где сотворило животных, растительность и все остальное. Им были также созданы мужчина и женщина; божество соединило их и обещало бессмертие при одном условии: они не будут спать, пока луна сияет на небе. Но случилось так, что, когда луна была закрыта облаками, мужчина не увидел ее сияния и задремал. Он умер во сне, и с тех пор люди умирают.

В Риме рубежа нашей эры, в эпоху принципата Августа, другой поэт, Овидий, в своих «Метаморфозах» рисует примерно ту же картину развития человеческой культуры, что и Гесиод. Только у него не пять, как у Гесиода, а четыре человеческих века. Начинается эта история золотым веком, в котором вечная весна. Затем, минуя, как во сне, серебряный и медный века, наконец, вступает человек в железное безбожное время, в коем и пребывает римский поэт.

Ностальгия по дожелезным, догосударственно-демократическим мифическим золотым, серебряным, медным векам и по божественному роду героев, с одной стороны, и нравоучения современникам - с другой, являют собой основное содержание греко-римской мифологической лирики первого тысячелетия до нашей эры.

«Из твердого железа было последнее поколение,- пишет Овидий,- Всевозможные ужасные дела стали совершаться в это железное время. Исчезли и стыд, и правда, и верность, а место их заступили хитрость и обман, коварство, насилие и наглое корыстолюбие. Корабельщик распустил паруса навстречу неизвестным ветрам, и горная сосна, долго стоявшая на высоких горах нетронутою, дерзнула переплыть чуждые ей воды. И земля, прежде общая, как воздух и солнечный свет, теперь тщательно размерена и разделена длинными межами. Не только с тучной почвы стали люди собирать жатву и добывать пищу, но проникли и внутрь земли и начали вынимать из недр ее глубоко сокрытые в них металлы, корень всему злу. Извлечены уже из земли пагубное железо и золото, еще более губительное. Поднялась Война, ратующая и золотом, и железом; кровавой рукой она потрясает оружием. Все живет теперь грабежом; не в безопасности находится гость у хозяина, шурин у зятя, редка стала любовь и между братьями. Муж замышляет убийство жены, мачехи готовят пасынкам из бледноцветных трав ядовитый напиток, и сын нетерпеливо добивается прежде времени узнать о часе кончины отца. Исчезли всякая любовь и верность, и дева Астрея, друг справедливости и права, последняя из бессмертных, оставляет оскверненную кровью землю.

Мифология однако полна сюжетов о восстании против воли богов, о поиске людьми самостоятельной судьбы. Сизиф сумел заключить Танатоса (смерть) в крепкие оковы, и только мощный Арес смог отвести его в царство теней. Прометей принес людям огонь, а Геракл совершил свои знаменитые подвиги. Такие же повествования о героях есть и в других мифологиях, в частности, в падеоазийской и педенезийской. В падеоазийской мифологии Ворон пробил земную твердь, добыв для людей свет, а у хозяев моря добыл пресную воду. В североамериканских мифических сюжетах тоже участвует Ворон, похищающий небесные светила и дающий людям свет. Среди мифических героев особое место занимают героит - творцы культуры. Они вооружают людей предметами труда и быта (гончарные и кузнечные инструменты). Многие герои, сражаясь с чудовищами и демоническими силами природы, выступают поборниками порядка, защищают несправедливо обиженных, укрощают хаотические стихии.

Вся история греческой мифологии - это история борьбы между древними хтоническими богами, титанами, гигантами, чудовищами вроде Тифона с богами олимпийскими и новым владыкой Зевсом, утверждающим принцип порядка, закона, соразмерности и разумной воли. Но здесь же и мифы о посягательстве человеческого рода на господство Зевса. Так, в диалоге «Пир» Платон изобразил происхождение людей и их чувственного мира при помощи мифа об андрогинах, которые несли в себе мужское и женское начало. Они были рассечены Зевсом на две половины, обреченные искать друг друга по свету в вечной попытке соединиться. Это стремление к соединению и есть любовь. Рассекая андрогинов надвое, Зевс преследовал и другую цель - не позволить бороться против себя.

В мифическом сознании еще нет рефлексии добра и зла. Миф не терпит противоречий. В нем все может обращаться во все. В мифе еще нет этической назидательности. Однако в них ярко явлены образы добра и зла в действиях героев. Толкования мифов в более позднее время часто приобретают форму нравственного поучения. Примером может служить работа Ф. Бэкона «О мудрости древних». Он пишет о том, что в мифе есть скрытый и тайный смысл. Предлагая свое толкование мифов, Бэкон выражает в них нравственную идею. Так, миф о Тифоне, которого родила Юнона и в котором он пошел войной на Юпитера и победил его. Но Меркурий помог Юпитеру все-таки уничтожить Тифона. Бэкон считает, что этот миф - об изменчивой судьбе государей и о том, что привычка властвовать портит их. Они становятся тиранами, и народ поднимает против них восстания.

Таким образом, Гесиод и Овидий чрезвычайно озабочены потерей человечеством золотых дней своего существования в божественном раю, где существовало одно добро. В библейской истории бог также сотворил свой добрый рай, в который поселил человека до его грехопадения. А когда оно совершилось, изгнал супружескую пару из Эдема, поставив во врата херувима-охранника, с тем чтобы он не пускал «опустившегося» человека обратно в рай. В чем же основная причина нарушения божественного порядка и всеобщей гармонии? Уже в тех далеких мифах, которые легли в основу как библейской истории, так и античных легенд, виделась идея первопричины зла в самом человеке. В рассмотренных исторических текстах современник античности убежден в безысходности наступившего несправедливого и греховного мира, убежден в том, что врата рая раз и навсегда закрылись перед человечеством.

Было бы ошибочно считать, что мифологическая картина мира, в которой человечество пребывало большую часть своей истории, есть плод неспособности древнего человека правильно объяснять мир. Миропонимание каждой исторической эпохи и соответствующее этому мироотношение формировалось не произвольно, а в соответствии со сложными природными, биологическими и социальными закономерностями, которые в своем космическом (порядковом) единстве вели человеческую культуру в ее истории. И не случайно, что в классической мифологии (Греция и Рим) и в мифологии раннего средневековья всей Евразии и Сибири вполне определенно просматривается ряд универсальных космологических идей, которые в той или иной мере были присущи большинству культур этого огромного региона планеты. Переосмысление человеком таких базовых ценностей, как истина, добро и красота, становится актуальным для человека уже тогда, когда большинство досредневековых культурных образований переходит к предгосуцарственным (военная демократия) и раннегосударственным формам организации своего жизнеустройства. В этом отношении интересна и очень показательна легенда о восхождении гуннского шаньюя Модэ к власти и возникновении державы Хунну.

СВИСТЯЩИЕ СТРЕЛЫ

Шаньюй Тумань имел двух сыновей от разных жен. Для того. чтобы обеспечить престол любимому младшему сыну, он решил пожертвовать старшим Модэ и отдал его в заложники юэчжам, после чего, напав на них. Тумань надеялся, что юэчжи убьют его старшего сына. Но Модэ оказался юношей решительным. Ему удалось похитить у юэчжей коня и вернуться к отцу, о предательстве которого он, конечно же, знал. Тумань, искренне восхищенный удалью Модэ,не только не убил его, но дал ему в управление Тюмень, то есть 10 тысяч, семейств. Модэ немедленно начал обучать военному делу свою конницу и научил ее пользоваться стрелой, издававшей в полете свист. Он приказал всем пускать стрелы лишь вслед за его свистящей стрелой; неисполнение этого приказа каралось смертной казнью. Чтобы проверить исполнительность своих воинов, Модэ пустил свистящую стрелу в своего аргамака, а не выстрелившим в великолепного коня приказал отрубить головы. Через некоторое время Модэ выстрелил в свою красавицу-жену. Некоторые из приближенных в ужасе опустили луки, не находя в себе сил стрелять в беззащитную молодую женщину. Им немедленно были отрублены головы. После этого Модэ на охоте направил свистящую стрелу в аргамака своего отца, и не было ни одного уклонившегося. Увидев и убедившись, что воины достаточно подготовлены и верны ему, Модэ, следуя за отцом на охоту, пустил стрелу в него, и шаньюй Тумань в ту же минуту словно превратился в ежа: так покрыли его стрелы дружинников сына. Воспользовавшись замешательством, Модэ покончил с мачехой, братом и старейшинами, не хотевшими повиноваться отцеубийце, и объявил себя шаньюем (209 г. до н.э.).
А вот как гласит легенда об отношении Модэ к земле и территории своей империи.
Дунху (соседствующее на востоке племя), узнав о междуусобице у хунну, решили воспользоваться ею и потребовали замечательного коня - сокровище хуннов (вспомним легенду о Буцефале Александра Македонского) и любимую жену Модэ. Старейшины в негодовании хотели отказать, но Модэ сказал: «К чему, живя в соседстве с людьми, жалеть для них одну лошадь и одну женщину?» - и отдал то и другое. Тогда дунху потребовали полосу пустыни, неудобную для скотоводства и необитаемую. Старейшины хуннов сочли, что из-за столь неудобной земли незачем затевать спор: «Можно отдавать и не отдавать». Но Модэ заявил: «Земля есть основание государства, как можно отдавать ее?!» - и всем советовавшим отдать отрубил головы. После этого он пошел на дунху и наголову разбил их [8].

Итак, в легендах о Модэ выражены те общеисторические смысловые структуры государствования и власти, которые Модэ воплотил при формировании своего государства. Здесь необходимо отметить прямую связь и различные формы диалога культуры гуннов с китайской культурой в I тыс. до н.э., которые нашли отражение в легендарных «Исторических записках» известного китайского хрониста Сыма Цаня.

Во II-I вв. до н.э. Южная Сибирь являлась северо-западной провинцией государства хуннов. В этом отношении примечательна история дворца Ли Лина, обнаруженного и исследованного археологами в 40-50-х годах XX века. Все известные до этого открытия, хуннские памятники Забайкалья, несли в себе чисто хуннское содержание культуры. И только с продвижением на запад, в сибирские регионы, к рубежу нашей эры в них наблюдается влияние аборигенных культур Сибири того времени. И вдруг в центре юга Сибири, у устья реки Абакан, археологами в начале 40-х годов были обнаружены остатки дворца китайской архитектуры I в. до н.э. Сохранилась легенда в упомянутом источнике Сыма Цаня об истории этого памятника на древней земле Хагяс. Но об этом и других событиях хуннского времени в сибирской истории будет рассказано ниже, в соответствующем разделе книги.